fandom Clericalis 2018
Дело о монахах Дело о монахах .
Заметки на полях
Много больших цитат, аккуратно.
Затрещину от товарища полковника огреб?
Мелочь, но в каноне такого не упоминалось.
А вот если б я ребятам из школы милиции пожаловался, что меня «петух затрахал»
Слегка несвойственный оборот для данного персонажа. Вообще, когда Кощей обозвал Митьку (на тот момент находящегося в этом облике, кстати), Белянин объяснение смысла оскорбления оставил за кадром, явив нам только обалделого младшего сотрудника.
— Отец Кондрат, — негромко начал я, невольно оглядевшись, чтобы никто не подслушивал, — дело у меня... деликатное. Скажите, а в вашей... так сказать, вотчине... не подвластен ли кто какому греху?
Преподобный меня таким взглядом окинул, что, казалось, того и гляди пальцем у виска покрутит. Но ему тактичности тоже хватило:
— Слаб человек перед искусом мирским, — прогудел он философски. — У каждого свой короб за плечами. Думаешь, не знаю, с чем ты пришел?
Я хотел было полезть за планшеткой, но подумалось, что с планшеткой разговор будет не тот, и я приготовился запоминать.
— Саввушку, видно, на пороге встретил, — сокрушенно покачал головой батюшка. — Уж я его и так, и эдак...
— Кхм, — я мотнул головой — и в глаза преподобному взглянуть не мог, и представлять не хотел. — Отец Кондрат, можно ли без уточнений?
— Да тьфу на тебя, бесовское отродье! — не сдержался священник. — Я уж его по-всякому расталкивал — вставай, мол. Дак он же, божий человек, до ночи спать не могёт — вдохновение! А потом с утречка не добудишься...
Я только вздохнул:
— Это не в моей юрисдикции. Пока вы, преподобный, не совершите изнасилования или иных действий сексуального характера, которые можно расценивать как...
А с ним пару монахов отправляю, что силой не обижены, чтобы народ во искушение не вводить этим худосочием сутулым.
Мне теперь в каждой фразе преосвященного отца начало мерещиться что-то... нехорошее. Но мысль о том, что кто-то мог соблазниться тощим и неопрятным дьяком, была какой-то слишком мерзостной.
Нет, вот серьёзно. Зачем столько намёков?
— Ах, вона кто пожаловал! Батюшка сыскной воевода! Отвечай, негодник, кто тебе позволил честной народ во грех искушать?
Я непонимающе хлопнул ресницами и честно откликнулся:
— Никто.
— А в таком разе какое ты право имеешь наших мужиков... — дамочка захлебнулась праведным негодованием, и я примирительно вскинул руки.
— Даю слово, я ни на что ваших мужиков не искушал! Гражданка, прекратите истерику и объясните внятно и четко, что случилось, в чем состав преступления...
Эээ… Что, простите?
— Какую такую собственность? — я беспомощно поискал взглядом Ягу, но ее не было.
— А такую, — передразнила меня баба. — Мужиков верни! А то твой этот ирод пришел — и сманил!
— Да зачем ему ваши мужики? — отчаянно простонал я. — Забирайте, никто их не держит!
— Известно зачем мужики нужны, — фыркнула тетка. — По ентому самому делу, что у кажного мужика на уме. Пошли, бабы, забирай своё!
И наступили в Лукошино голубые деньки и недели…
— Доброго здравия, ваше высокопреосвященство, — прогудел отец Кондрат, стянув свою высокую шапку.
Я поспешно сорвал фуражку — и тут же пожалел, потому что козырнуть теперь было никак, а нахлобучивать фуражку обратно — глупо.
— Здравия желаю, — кое-как справился я с неловкостью.
Но вышло даже прилично: мы оба пожелали здоровья, каждый на свой манер.
— Доброго, — кивнул высокопреосвященный и жестом указал нам на жесткие стулья напротив рабочего стола.
Не слишком ли кратко он отвечает?
— А не устали ли вы часом, батюшка сыскной воевода? Может, приляжете? Я вам и комнатки с отцом Кондратом отличные подготовлю.
— Одну комнатку, — хрипловато произнес я, стараясь не глядеть на покачивающихся, словно пингвины, монахов, что нестройно проходили сквозь узкие двери столовой.
Оставаться одному в этом зомби-царстве не хотелось, да и подвергать союзника риску — тоже.
— Ай-ай-ай, — поцокал языком мой противник. — Нехорошо, сыскной воевода. Али искушению дьявольскому поддались? Али содомским грехом соблазнилися?
И снова…
— Жить будут, коли ныне выжили, — решительно откликнулась бабка. — Я-то и отвару с собой прихватила супротив яда энтого гнусного, да только скляночку. Откуда ж мне знать было, что тут не один, не два потравленных, а цельный монастырь? Да и ингредиенту у меня стока не было.
Когда узнать яд-то успела?
— Ох и смела ты, колдунья экспертизная! В мужскую обитель пришла да не побоялась.
— Да уж чего мне бояться-то, — хмыкнула бабка. — Что ж я, в мужской бане не была? А тут-то полегче будет — все одетые.
Как-то… Не в духе персонажа.
Оценочное крысиное суждение
У всех персонажей - даже у бабки - проскальзывает какая-то озабоченность. Почему и зачем - непонятно. Впрочем, в тексте эта черта видна с первых слов и сильно бросается в глаза, особенно если знаешь канон. И сильно же портит впечатление. Да и про отца Кондрата как-то уж совсем непонятно. Впрочем, не суть.
Суть в том, что само дело с «зомби монахами», которые были связаны с «палёной» документацией и прочим, решается, по-видимому, за спиной «сыскного воеводы». Ну а как это ещё понять, когда в финале бабка к нему на выручку полетела да ещё с готовым зельем? То есть, не отправься он туда, бабка и так бы их на чистую воду вывела бы. Так зачем, собственно говоря, они тогда туда ехали? Поизображаться на выживальщиков в зомбиапокалипсисе?
Очень скомкано. Зато послесловие после истории наоборот растянутое получилось.
Ощущение такое, как будто весь авторский задор ушёл на пошлые шутки. Не хватило его ни на боёвку, ни на описание Лукошинского быта, ни на характеры персонажей. Ощущение осталось неприятное. Словно обещали пирожное, а вместо этого выдали хлеб без масла. Возможно, неплохой хлеб. Вроде бы, даже относительно свежий. Но он совершенно непохож на заявленное. Ни детектива тут, ни юмора, канону присущего, ни колорита. Одна пошлось и скомканность.
Расстроило.
Нурси отказалась комментировать.